Category Archives: История Мурома и муромского края

При первом взгляде на Муром, особенно с реки, невольно возникает мысль: какой, должно быть, древний город. Почему так? А вот — полноводная, даже и теперь, Ока, возвышенный берег. Скольким русским городам дали жизнь реки! А холм — вон тот, самый высокий — как раз для кремля. В самом же звуке — Муром — слух угадывает давно отзвучавшую песнь дославянской древности.

Древнейшая летопись — «Повесть временных лет» — упоминает Муром в 862 году. «И по тем городам… перьвии насельници в Новегороде словене, в Полотьске кривичи, в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома…» Но поселение этого угро-финского племени было здесь еще раньше — в VI—VII веках. Славяне же укоренились к концу X века с расширением и укреплением Киевской Руси. В начале XI века Муром известен как значительный город с обширной и разнообразной торговлей, местной и транзитной. Он достался в удел Глебу, сыну Киевского князя Владимира Святославича. В это время Русь принимает христианство, и вслед за Киевом крестились и другие земли. Князь Глеб попытался крестить муромских язычников — мурому и славян, но был изгнан и поселился в двух верстах от Мурома, построив на укрепленной усадьбе первую церковь — во имя Спаса.

В 1015 г. Глеб и его брат Борис Ростовский мученически погибли от руки политического братоубийцы Святополка Окаянного, став первыми русскими святыми чудотворцами.

Спустя почти столетие город все еще нуждался в христианском просвещении. Муромская повесть XVI в. «О водворении христианства в Муроме» рассказывает о князе Константине, крестившем здешний народ в водах Оки, подобно тому, как крестил в Днепре киевлян князь Владимир Святославич. Вероятно, это — летописный князь Ярослав, а в крещении Константин, сын Святослава Черниговского.

К началу XII в. Муром становится центром большого Муромо-Рязанского княжества, но вскоре теряет независимость, попав под влияние сильных владимиро-суздальских князей.

После татарского разорения 1239 г. город надолго запустел, а в конце XIV в. был присоединен к Московскому княжеству. Однако Москва не сумела лишить Муром ни его норова, ни совершенно особого стиля жизни и художественного выражения.

Каков был Муром в эти времена? Где его начало? На высотке Спасского монастыря — Богатыревой горе — где укрепился изгнанный язычниками князь Глеб Владимирович? Или на «старом городище», где во вновь построенной Благовещенской церкви князь Константин похоронил своего сына Михаила, убитого язычниками? Или там, где был впоследствии, при Иване Грозном, кремль — на искусственной насыпи Воеводской горы? Ничего не осталось в облике города от первоначальной исторической поры, кроме разве реки, да уступчатых берегов, да оврагов — той нерукотворной оправы, где засиял он своей драгоценной узорчатой красой.

До XVI в. все строения в городе оставались деревянными. Однако несколько белокаменных обломков, найденных глубоко в земле, заставляют задуматься: а не было ли в XII в. и здесь, как в других городах Владимиро-Суздальской Руси, белокаменных соборов? Если были, то, увы, исчезли, не оставив прямых следов ни в летописях, ни в народной памяти.

Но зато Муром XVI—XVII веков рисуется в воображении свободно и почти документально — благодаря плану, отразившему старую традиционную топографию, писцовым книгам и еще двум замечательным иконам, на которых выписан муромский кремль. И, конечно, благодаря подлинному ландшафту и неистребимому духу дневнерусского города.