Первые надежды и радости крестьянам васильевского прихода принес 1861 год, предоставивший пусть еще небольшую, но уже свободу на крестьянской ниве. Значит, не зря декабристы и патриоты Митъковы пострадали в 1825 году. Помнит Васильевский храм и радость крестьян, когда Петр Аркадьевич Столыпин 9 ноября 1906 года своей реформой сделал крестьянина уже полным собственником своей настрадавшейся земли. И славили, и желали «многая лета» Столыпину васильевские мужики. «Услышал, услышал Господь, вот и землица-то теперь своя. Даст Бог, теперь и заживем».
За шесть лет по зерну США, Англию и Канаду обогнали. Каков народище-то, только дай свободу! Но недолго распоряжался мужик своей землей. Времени для завершения реформы было отпущено мяло. Германская война, революция, и вот уже крестьянина, снова не спросив его желания, загоняют в коллективные общины (колхозы, совхозы), а несогласных еще дальше. И снова свободному хлебопашеству был нанесен большой удар. Большинство же крестьян, привыкших свободно трудиться, не приняли новые реформы, побросали свои хозяйства и подались в город, благо заводской гудок уже постоянно звал их к себе.
Трудно стало спорить церковному колоколу с гудком. Заглушая его звон, гудок заводов Товарищества зычно гудел по утрам, призывая крестьянина-полупролетария спешить в заводские чадные цеха к шумным станкам. «Заводской гудок тогда слышно было аж за 20 верст».— говорили старожилы. Заслышав его призывный звук, вышедшая рано утрой в поле пожилая крестьянка васильевского прихода разогнет спину и, с тревогой подняв голову, перекрестившись, обязательно скажет: «Что будет, что будет. Теперь и подавно осиротеет, разорится наша матушка-земля, наша кормилица. Кто же в поле-то будет работать, кто ж хлебу паек-то наш насущный будет растить? Совсем теперь осиротеет наше село. Он, дьявол железный, ненасытный, всех к себе сманил. Бросают землю-то, бросают. Вон ужо и деевские крестьяне поехали, левашовские, а там и фролищинские подадутся».
Все ухабистее и пыльнее становилась дорога, что проходила близ церкви. Спрятавшись за раскидистыми липами, она с испугом смотрела ка происходящее. Все меньше видела ока странников и богомольцев, некогда шедших в сторону Александрова и Москвы, к Владимиру и Юрьеву. Зато каждую субботу, закончив работу, терпеливые и выносливые киржачские мастеровые-самоварники группами вместе с деревенскими рабочими шли десятки верст в Киржач. Помолившись на святые образа над входом в храм, они через Тонково, Деево н Фролищево шли пешком в Киржач, чтобы уже ранним утром в понедельник вернуться на завод. Проезжали мимо церкви и растянувшиеся на версту скрипучие тяжело груженные обозы с готовой продукцией завода. Возницы, зычными голосами погонявшие усталых лошадей, всегда придерживали их у церкви и, наскоро помолившись, трогались в дальний путь по наезженной тележной проселочной дороге к городу Александрову.
Но заработала железная дорога, и тележечный деревенский извоз сразу изменил свой адрес. Ранним утром и поздним вечером сотни крестьянских подвод из близлежащих деревень будут снова будить своим скрипом васильевский храм. Теперь и помолиться им уже на досуг. Появился дополнительный твердый заработок, да и завод быстро воспитал в крестьянах любовь к дополнительной профессия. Вроде бы, извозом занимался крестьянин, но он уже стал землекопом и грузчиком, даже со своей лошадью. Заводу и дрова, и кирпич вывезет и землю вывезет, помогая на строительстве. И еще больше будет сиротеть крестьянская земля, а у заводской администрации больше прибавится забот, где добыть хлеб, чтобы накормить рабочих. Но уже скоро целыми семьями будут покидать деревни и села крестьяне. Осиротеет не только земля, но одинокими будут и брошенные избы. Зато близ завода начнут как на дрожжах расти призаводские поселки “малашихи”, “мышинки”, “сахалины”, “разуваихи”, “привокзальные”. Так рос город, так сиротела деревня.
Источник:
Валерий Иванович Ребров. Наши корни. Очерки по истории Кольчугинского края (Книга 2-я)
