Археологические исследования в окрестностях г. Мурома, в 1910 году. Часть 1. 0бщие результаты.
Поводом к археологическим исследованиям в окрестностях г. Мурома, в 1910 году, послужило совершенно случайное обстоятельство. В апреле месяце этого года председателем Императорского Московского Археологического Общества, графиней П. С. Уваровой, было получено известие, что в д. Подболотье, верстах в 7 от г. Мурома, при проведении шоссе открыт богатый могильник, который беспощадно расхищают местные крестьяне. Чтобы спасти для науки хотя бы какие-нибудь остатки разрушаемого памятника, мне было поручено произвести раскопки в д. Подболотье, при чем все расходы по ведению работ гр. П. С. Уваровой были приняты на свой счет; таким образом, результаты описываемых работ обязаны своими появлением пред наукой прежде всего гр. П. С. Уваровой. Предполагая, что после кладоискателей уцелело немногое, я рассчитывал употребить на раскопки не более 5 дней. На такой срок со мною отправились из г. Москвы, в качестве добровольных помощников, мои ученики, слушатели 3-го курса Московского Археологического Института, Вера В. Гольмстен и Д. Н. фон Эдинг. Время работы, однако, сильно затянулось, и, вместо предполагаемых 5 дней, нам пришлось работать ровно месяц (от 21-го мая по 21-е июня). Благодаря просвещенному содействию и необыкновенной заботливости графини П. С. Уваровой и ее дочерей графинь П. А. и Е. А. Уваровых, работы исследователей были обставлены полным комфортом. Для жизни их была снята в Подболотье прекрасная дача с полным иждивением, а когда работы были перенесены в другие пункты, то исследователям предоставлены роскошные покои в доме гра-финь Уваровых. Такая исключительная забота со стороны просвещеннейших лиц и обеспечила возможность не только успешно выполнить главную // (С.40) задачу раскопок Подболотьевского могильника, но еще и обследовать несколько других пунктов, где были добыты не менее важные научные результаты. Таким образом, удалось 1) осмотреть обнажения Карачаровского оврага, где граф А. С. Уваров открыл первую русскую палеолитическую стоянку и где нами отысканы признаки такой же стоянки, обнажившиеся, в том же овраге, но в другом пункте; 2) произвести исследования на Волосовской дюне, известной своею богатейшею неолитическою стоянкой, где нами обследованы два могильника разных эпох и одна землянка неолитической стоянки; 3) осмотреть курганы, разрытые у д. Колдиной, при проведении тогда только что строившейся новой железной дороги из г. Москвы в г. Муром, и 4) познакомиться с несколькими коллекциями частных лиц, проживающих в г. Муроме, где нам удалось, между прочим, видеть вещи из древнего могильника, открытого в самом г. Муроме, на земле кладбищенской церкви Прасковеи Пятницы, при чем вещи эти оказались вполне тождественными с вещами Подболотьевского могильника. В общем, добытый и осмотренный материал охватывает большое время, касаясь памятников каменного и металлического периодов. Памятники каменного периода относятся к палеолитической и неолитической эпохами, а памятники металлического периода—к бронзовой и железной эпохами. Мы сделаем обзор их в этой хронологической последовательности // (С.41).
вскрыто и обследовано нашими раскопками, включая промежутки между траншеями, около 800, а всего 1250 квадратных сажен. Таким образом, остается нетронутыми около 1200 квадратных сажен, из них 220 квадратных сажен 52
(С.53) остаются неприкосновенными под полотном шоссе, остальные же 980 квадратных сажен находятся в открытом поле, под пашнями. На вскрытой площади удалось определить 260 людских, 14 конских и 1 коровье погребение. Но число людских погребений отнюдь не соответствует действительному числу совершенных, на исследованной площади, погребений. Благодаря песчанности почвы, несомненно, большое число костяков, не сопровождавшихся металлическими вещами, исчезло без остатка. Особенно много погибло мужских и детских погребений. Мужчины полагались глубже в сыроватый, влажный песок, где тление происходило интенсивнее. Многие могильные пятна, на глубине мужских погребений, оказывались или совершенно пустыми, или содержавшими только окиси бронзы, железа и больше ничего. Дети, напротив, полагались не глубоко и также истлевали без остатка. Много погибло погребений и при зарывании более поздних покойников; при чем можно было видеть, как в одних случаях кости и вещи ранее захороненных людей складывались в углу вновь вырытой ямы, а в других — они небрежно разбрасывались и,—что особенно обращало внимание,—расхищались. До какой степени была переполнена средняя часть могильника, можно судить хотя бы из того характерного явления, что стенки сравнительно мелких траншей раскопок беспрерывно обваливались и для избежания несчастий потребовался особый прием раскопок, именно, оставление в стенах траншей ступенек (берм), шириною вершка четыре. Так была перебита и размельчена земля в средине могильника. На окраинах — погребения были реже. Наиболее сохранными оказывались погребения богатых семейств. Местами приходилось нападать на группы тесно и в несколько ярусов положенных костяков, в числе которых были и мужские, и женские, и детские, одинаково богато сопровождавшиеся разного рода вещами. Можно было также положительно установить, что наиболее богатые погребения относились и к наиболее позднему времени, что указывает на постоянное увеличение благосостояния населения. Из 260 погребений, 43 погребения представляли остатки трупосожжений, а остальные принадлежали простым трупоположениям. В последних костяки лежали на спине, вытянуто; исключение составляет один случай, когда костяк оказался, несомненно, в сидячем положении (рис. 44). В 66 случаях, по причине исчезновения костей, положение покойников осталось невыясненным. Что касается ориентировки покойников, то из 126 прослеженных случаев в 103 случаях покойники лежали головою на С., в 4 случаях—на Ю., в 5-ти—на В. и в 14-ти—на 3. Решительно преобладающею является ориенти-ровка головою на С. Интересно заметить, что подобную ориентировку имели и погребенные животные. Так, из 14 конских погребений 13 оказались с остовами, лежавшими головою на С., и только 1—головою на Ю.; головою на Ю. лежал и единственный остов коровы. В отношении полов удалось определить только 126 погребений, из коих 63 принадлежат мужчинам и 63 женщинами; все прочие остались неопределенными. Определение велось только по вещам // (С.54). Мужские погребения. Мужские погребения, обыкновенно, отличались значительным количеством железных вещей, преимущественно оружия и орудий. Из 31 погребения с определенной ориентировкой 25 имели покойников, обращенных головою на С., 2—на В., 4—на 3. и ни одного на Ю. Из 14 трупосожжений мужских было 8, т.е. более половины. По-видимому, мужчинам же принадлежала и большая часть неопределенных трупосожжений. Целые и части крупных животных (лошадей и коров) встречались только при мужских погребениях, тогда как части мелких животных (овец) встречались в мужских погребениях вдвое реже, чем в женских. Остатки одежды сохранились при трех костяках (43, 186 и 218). При одном очень богатом погребении (43), оказались остатки одной одежды из тонкой шелковой ткани с ромбическим узором, византийского или вообще восточного происхождения, и другой верхней одежды, сшитой из желтоватого меха, шерстью наружу. Меховая одежда была подпоясана кожаным поясом с серебряным набором. В другом погребении (186), от одежды сохранились кусочки тонкой льняной ткани и головная повязка или венок, состоящий из серебряных цилиндрических трубочек, расположенных в четыре ряда, двух пряжек и двух наконечников ремней. В третьем погребении (218) найдены остатки шерстяной диагональной ткани, сверху обложенной бронзовыми спиралями, расположенными в виде геометрических фигур. Но трудно сказать о назначении этой ткани: кусок ее найден у левого бока, близ остатков пояса, поэтому, возможно, что ткань является частью какого-нибудь мешочка (кисета) для хранения мелких вещей. От обуви в мужских погребениях не сохранилось никаких остатков, кроме бронзовых пряжек, служивших для застегивания ремней — обор, от которых хотя и не сохранилось остатков, но существование их положительно доказывается аналогией с оборами-ремнями женских погребении, где они сохранились, благодаря бронзовым украшениям, в большом количестве, а также и найденными пряжками у ног покойников. Из личных украшений встречаются, в исключительных случаях (погр. 186), серебряные, височные кольца, чаще—гривны, браслеты простые и спиральные, ручные перстни и кольца, пряжки, пинцеты. В составь бытовых предметов входят глиняные сосуды, топоры двух типов, ножи, в исключительных случаях мечи, чаще — копья, остроги, долота или пешни, огнива. В нескольких погребениях оказались железные молотки, наковальни, литейные формы, словом — целые наборы кузнечного ремесла; при одном покойнике найден железный серп, при других—конские уздечки, кнуты, шила и т.п.; наконец, на груди одного покойника была найден серебряный божок, украшенный выемчатою зеленоватою эмалью. Этот божок, величиною около 1 дюйма, была завернут в ткань; отливка его грубая и, по-видимому, местная, рис. 30. В мужских трупосожжениях находились те же вещи, с преобладанием железных предметов. Одно трупосожжение (150) сопровождалось когтями и грудой костей большого медведя (С.55). Покойников обертывали в луб и, в одном случае, в мягкую рогожу, сплетенную из узких полосок луба; обертывание в бересту и в войлок, как это делалось в женских погребениях, ни разу не наблюдалось. При шести погребениях встречены угли, но не в большом количестве. В заключение необходимо отметить случаи нахождения в мужских погребениях принадлежностей женскаго туалета; так, при одних мужских костяках найдены женские боковые ремни, при других—женские головные ремни, браслеты, гривны, разныя бронзовыя привески. Все эти вещи полагались сбоку или сверху покойника. Очень возможно, что вещи положены женами умерших мужей, в виде дара. Женские погребения. Женские погребения часто отличались большим богатством и полнотою погребального ритуала. Из 53 погребений с выясненной ориентировкой, 49 оказались с костяками, ориентированными головою на С, 1—на В и 3—на З; при чем все костяки, ориентированные на З, найдены в южной части могильника, содержавшей наиболее поздние погребения. Там же, за исключением одного погребения, были найдены и все мужские погребения с тою же ориентировкою на З. Несомненно, эта ориентировка начала практиковаться под чужим, вероятнее всего, славянскими влиянием. Женских трупосожжений было менее, чем мужских, именно, 6 из 14. Целые остовы и части крупных животных в женских погребениях не полагались; полагались обыкновенно части мелких животных (овец). Благодаря обилию металлических украшений, в женских погребениях отлично сохранились многие принадлежности костюмов, одежд и обуви, а также тех оберток, в которые завертывались трупы. Головные уборы женщин часто отличаются оригинальностью и большою пышностью. Полный головной наряд богатой женщины состоит из двух дугообразных жгутов(1), двух головных ремней, более или менее значительного количества височных колец и спинных привесок к косам. Волосы женщин, как удалось проследить в одном погребении, зачесывались от лба к затылку и затем заплетались в косы. По-видимому, на голову надевался чепчик (повойник), который сверху и украшался двумя дугообразными жгутами, прикрепленными к чепцу одним или двумя головными ремнями, декорировавшими нижний край чепца, рис. 43 и 44. К концам головных жгутов подвязывались височные кольца и лунницы. Менее полные головные уборы состояли из двух или одного жгута, одного головного ремня и нескольких височных колец; встречались и такие женские погребения, где были найдены один или оба головных ремня, но не было жгутов; наконец, в некоторых погребениях не было ни жгутов, ни ремней, а были только одни височные кольца, а иногда и ничего не было.
*(1) Подобные дугообразные жгуты носятся до настоящего времени карельскими девушками и называются «sykero». (Гейкель), А. «Sykero» и другие подобного рода головные уборы родственных фин-нам племен», рис. 250 и 259. Автор.
(С.56) Исключительный интерес представляют головные уборы, украшенные крестообразными фибулами, погр. 217 и 220. Фибулы эти не имели застежек (булавок), а некоторые—и лапок для захвата булавок; их нашивали на головные уборы как простые бляхи (рис. 60). Последнее явление положительно доказывает, что фибулы сработаны по привозным (заграничным) образцам, назначение которых было совершенно непонятно. Интересен также головной убор, украшенный шумящими привесками, по-видимому, пришивавшимися к краям чепца и бронзовой бляхой, украшавшей затылок (погр. 255). Что касается деталей головных более распространенных нарядов, то они представляются в таком виде. Простейший головной жгут состоит из свернутой ткани (погр. 53), ремня (погр. 67, 106,137 и 145), бересты (погр. 118 и 143), волос (259) непременно обвитых снаружи бронзовою спиралью. Более сложные и вместе более обыкновенные головные жгуты состоять из конских волос, обвитых сначала сыромятным ремнем и затем сверху — бронзовою спиралью (погр. 31, 52, 54, 97, 141, 155, 168, 235, 250 и 253); в трех случаях можно было проследить, что конские волосы жгутов были сначала свиты тонкими шнурами (погр. 70, 95 и 213); в одном случае, вместо волос, употреблен тонкий прут, обвитый ремнем и затем бронзовою спиралью (погр. 29). Узкие головные ремни (рис. 62) имели в ширину около одного сантиметра, охватывали голову кругом и на затылке чаще всего, по-видимому, завязывались узлом (рис. 49), но в двух случаях (погр. 217 и 220) они были застегнуты пряжками. Обыкновенно, узкие ремни для красоты обвивались бронзовыми спиралями (погр. 21, 24, 31, 67, 70, 84, 89, 145, 155, 160, 162, 179, 229 и 250), а в одном — серебряною спиралью (погр. 38); реже ремень покрывается бронзовыми обоймами (погр. 54, 145 и 259); в некоторых случаях спирали чередовались с обоймами (погр. 217 и 231); нередко к узкому головному ремню прикреплялись простые трапециевидные и более сложные шумящие привески (погр. 145, 153, 168, 234, 235 и 253). Узкий головной ремень иногда является единственным украшением головы (погр. 38, 160 и 179), но чаще он находится совместно с широким ремнем (погр. 153, 217, 220, 234) и с головными жгутами (погр. 24, 31, 54, 67, 70, 89, 145, 155, 160, 235, 250, 253, 259). Назначение его не исчерпывалось декоративною целью: им, несомненно, пользовались и для укрепления дугообразных жгутов на голове (рис. 48 и 49) и в тех редких случаях, когда, при головных жгутах, узкий ремень отсутствовал, следует допустить, что он, не имея бронзовых украшений, истлел без остатка, или, что его, в этих случаях, заменяли какою-либо лентой или тесьмою, от которых также могло не сохраниться никаких следов. Узкий ремень на голове помещался ниже широкого головного ремня: он как бы подчеркивал послед-ний. Широкий головной ремень играл, исключительно, декоративную роль: это была настоящий го-ловной венок. Он делался раза в два шире узкого ремня (С.57).
Обыкновенно, этот ремень покрывался бронзовыми обоймами (погр. 24, 29, 31, 70, 103, 106, 108, 113, 143, 145, 153, 234 и 253), но более дорогие ремни—венки разрезались продольно на четыре, на пять долей, на которые напускались бронзовые, а иногда серебряные спирали или цилиндрическая пронизи (трубочки), длиною около 3—4 см., промежутки между которыми схватывались бронзовыми или серебряными обоймами с точечным узором (погр. 69, 184, 186, 217 и 220). Один венок имел серебряный наконечник и бронзовую пряжку для застегивания; остальные же, очевидно, завязывались узлами. Один венок украшался бронзовыми колокольчиками, а другой—треугольными бронзовыми подвесками. Венки без сопровождения узких головных ремней и жгутов найдены только в трех погребениях (69, 184 и 207); все эти венки сложного состава с подвесками. Интересно отметить, что подобный сложный головной венок однажды был найден и на голове мужского костяка (погр. 186). Височные кольца пользовались чрезвычайно широким распространением и употреблялись в продолжение всего времени существования могильника. Кольца эти легко разделяются на две категории: больших и малых. Те и другие делались, преимущественно, из бронзы, реже из серебра. Концы колец или просто обрублены, или завязаны, или заперты особым способом. Кольца с завязанными концами встречены всего один раз (погр. 7); по своей форме они вполне схожи с так называемыми кривическими височными кольцами. Височные кольца с запирающимися концами встречаются довольно час-то; эти кольца имеют один конец в виде плоского ромбического или овального щитка с отверстием в середине, а другой—в виде небольшого крючка, который, при запирании кольца, входит в отверстие щитка. На височные кольца очень часто напускались спиральные ручные кольца и шумящие подвески. При костяках кольца всегда лежали по обе стороны черепа, у височных костей. В девяти погребениях их оказалось по одному у каждого виска, в четырех—по два, в восьми – по три, в трех— по четыре, в одном — по пяти, в семи—по шести и в трех—по семи. В шести случаях (погр. 52, 89, 95, 142, 161 и 234) к височным кольцам были присоединены лунницы, по одной с каждой стороны, причем одна пара лунниц (погр. 234) оказалась с шумящими привесками. В двух случаях (погр. 38 и 52) сохранились ремешки, на которых подвешивались кольца. Возможно, что височные кольца прикреплялись к головным уборам, например к краям чепцов, к головным ремням, жгутам и т. п. В одном погребении (178) оказались серьги, состоящие из бронзового кольца с напущенной металли-ческой бусиной. Весьма любопытными и оригинальными являются «спинные привески», служившие, вероятнее всего, украшением кос. Обыкновенно, их находили под спиной, но бывали случаи, когда они лежали сбоку костяков. Последнее явление прежде всего говорит за то, что «спинные привески» не прикреплялись к костюму, а висели на длинной привязи, позволявшей привескам принимать различ- // (С.58) ное положение по отношению корпуса, а такою длинною привязью могли служить косы (рис. 49), хотя возможно допустить и какие-нибудь длинные тесьмы, спускавшиеся от головного убора на затылке, нижние концы которых и украшались спинными привесками. В пользу последнего предположения как бы говорят те случаи (погр. 131, 220 и 252), когда от затылка, действительно, спускались полосы, в виде лент и шнуров, украшенных бронзовыми спиралями, но, к сожалению, концы их не заканчивались спинными привесками. Спинные привески состоять из бронзовых коромысл с подвешенными колокольчиками. Иногда, вместо бронзовых, бывают костяные, а в одном случай даже деревянное коромысло. Эти коромысла обвивались бронзовыми спиралями, а иногда к ним привешивались бронзовые шумящие подвески (погр. 260). Чаще всего спинная привеска состоит из двух коромысл, связанных между собою ремешками, пропущенными через особые бронзовые пронизи. Реже в состав привески входят три коромысла (погр. 250 и 252), а в одном случае (погр. 253) коромысла совсем не было и спинная привеска была составлена из двух обыкновенных шумящих подвесок и пронизи, объединенных ремешками; иногда привеска составлялась из одного коромысла и одной шумящей подвески (погр. 97). В погребении 70, к бронзовому коромыслу были подвешены серебряные колокольчики. Кроме описанных предметов, в состав головного женского убора входили раковины каури (погр. 217 и 220), бронзовые колокольчики (погр. 217), пряжки и др. В двух погребениях найдены костяные гребни (погр. 145 и 253). Шея украшалась металлическими гривнами и ожерельями, составленными из бус, спиралек, обойм и шумящих привесок. Гривны женских погребении, за исключением одной—железной (погр. 14), все были бронзовыми. Кольца их в большинстве случаев гладкие или, в редких случаях, с витым орнаментом. Застежки довольно разнообразны; чаще всего, однако, они имеют вид простой петли на одном конце и крючка с грибовидной шляпкой — на другом; но нередко петля фигурно изогнута, а вместо грибовидной шляпки, фигурирует ладьевидная пластинка. Застегнутыми гривны оказывались редко, но они часто бывали сжаты так, что их концы заходили далеко друг за друга. На нескольких гривнах (погр. 38, 95 и 114) оказывались напущенными ручные спиральные кольца, а на одной (погр. 63), положенной в виде дара, было напущено два бронзовых браслета и два бронзовых ажурных перстня с шумящими подвесками. Гривны носились на шее по одной и по две. Ожерелья встречались как вместе с гривнами, так и отдельно. Состав ожерелий не особенно разнооб-разен. Простейшие ожерелья состояли из одних бус. Наиболее оригинальными являются белые бусы, вероятно, перламутровые, встреченные в пяти погребениях (89, 143, 155 и 260) и в одном конском погребении (36), сопровождавшемся женскими украшениями. Эти бусы крупны, неправильно овальны и многочисленны, хотя в других могильниках, насколько известно, они еще не встречались. Среди стеклянных бус имеются золоченые цилиндри- // (С.59) ческие и круглые, в виде жемчуга, затем синие, желтые, красные и др. Одна бусина оказалась горно-хрустальной и одна — сделанною из материи. Более сложные ожерелья составлялись из бус, бронзовых спиралек и шумящих привесок или колокольчиков. В двух погребениях (24 и 160) ожерелья состояли из одних бронзовых спиралек, а в одном (54) оно состояло из серебряных пронизей и обойм. В одно ожерелье, состоящее из бус, была включена типичная славянская симметричная лунница (погр. 179), в другое— металлические бусы (погр. 184); в двух случаях (погр. 24 и 63) можно было проследить, что ожерелья снизывались на тонких ре-мешках. Руки женщин украшались браслетами, кольцами и перстнями. Браслеты встречались железные и бронзовые. Железных браслетов—два, оба из одного погребения (67), снаружи обвиты бронзовою проволокою. Бронзовые браслеты делятся на три основных типа: круглых, плоских и спиральных. Круглые браслеты не имеют никаких украшений; исключение составляют два браслета (погр. 10) с концами, украшенными стилизованными головками животных. Плоские браслеты иногда покрываются геометрическим пунктирным орнаментом, а у двух (погр. 7) концы украшены звериными головками. Спиральные браслеты согнуты из полуцилиндровой толстой проволоки; обыкновенно, концы их оставлены без украшений, но одна пара (погр. 184) имела на концах спиральные завитки, а другая (погр. 220) имела концы, постепенно расширяющиеся, переходящие в пластинки, покрытые геометрическим орнаментом. Браслеты носились по одному и по два на каждой руке; в более же бедных погребениях браслетом украшалась только одна рука. Довольно красивое сочетание дают спиральные браслеты с широкими плоскими браслетами, покрытыми пунктирным орнаментом (погр. 142), причем плоские браслеты помещаются ниже спиральных. Для воспроизведения этого гармоничного сочетания, по-видимому, и явились спиральные браслеты с расширяющимися концами. Все ручные кольца сделаны из бронзы, среди них господствуют спиральные; обыкновенно, эти кольца остаются без всяких дополнительных украшений, но в одном погребении (184) четыре таких кольца оказались с шумящими подвесками на концах. Гораздо реже встречаются простые кольца, согнутые из одного прутика, все они с неспаянными концами. Кольца носились по одному на пальце. Наибольшее число их на обеих руках костяка не превышало восьми. Наряду с ручными кольцами изредка помещались и перстни, найденные в трех женских погребениях (53, 63 и 143). Перстни имеют вид ажурных цилиндров с шумящими подвесками; всего их найдено 7 экземпляров. Остатки одежды наблюдались в девяти погребениях; судя по ним, можно было заключить, что нижняя одежда шилась из ручной простой ткани, а верхняя— из мехов. Ткани иногда украшались металлическими кольцами и представляли вид, так называемых кольчужных тканей. Остатки таких тканей были прослежены в двух погребениях (217 и 253); к сожалению, в обоих случаях // (С.60) они имели очень плохую сохранность и о виде их невозможно было составить точного представления. Остатки меховой одежды наблюдались в четырех погребениях, из которых в одном погребении (155) положительно установлено, что одежда была сшита мехом наружу, а в другом (38) — ворот меховой одежды был украшен бронзовыми кольцами и привесками. О покрое одежд трудно составить сколько-нибудь точное представление. По-видимому, они спускались немного ниже колен, не достигая пола вершков на пять. Последнее делалось с тою целью, чтобы иметь открытыми металлические украшения обуви. Одежды украшались разными металлическими привесками, иногда почти сплошь покрывавшими грудь и юбку (часть ниже пояса). В области груди помещались разного рода, преимущественно, шумящие привески, бляхи, пряжки и т. п. Наиболее заметными являлись так называемые грудные бляхи, из которых две имеют вид – плоских бронзовых дисков с трехугольными вырезами, расположенными лучами вокруг широкого круглого отверстия в середине, прикрывающегося крышкой, а остальные представляют более или менее крупные ажурные бляхи, иногда снабженные колокольчиками или шумящими подвесками. Из всех блях только одна была серебряною, все же остальные оказались бронзовыми. Пряжки встречались сравнительно редко и, кажется, играли более декоративную роль, чем служебную. Преобладали бронзовые пряжки так называемого восточно-финского типа, с длинными перекладинами на концах колец. Бронзовые пряжки без перекладин, столь обычные в рязанских могильниках, встречаются очень редко (погр. 52 и 63). Четыре раза (погр. 155, 201, 235 и 252) найдены железные пряжки, вероятнее всего, служившие для застегивания верхней одежды. Серебряная пряжка оказалась только одна (погр. 250), восточно-финского типа. Из привесок, найденных в области груди, представляются наиболее интересными: 1) большая ажурная, шумящая привеска, украшенная двумя конскими головками (погр. 63); 2) пара бронзовых ажурных треугольных привесок с шумящими подвесками, помещавшихся симметрично у ключицы (погр. 83); 3) пара таких же шумящих круглых привесок на плечах (погр. 155) и, наконец, 4) бронзовая уточка с лапками, подвешенными на цепочках, помещавшаяся у правого плеча (погр. 184); прочие привески более простых типов; все они преимущественно располагались симметрично на верхней части груди. Одежды подпоясывались ременными поясами и украшались боковыми нарядными ремнями. Пояса, судя по сохранившимся остаткам, представляли вид ремней. Но большинство их совершенно не сохранилось. В двенадцати погребениях (29, 38, 97, 106, 136, 143, 153, 160, 188, 247, 259 и 260) от поясов остались только железные пряжки; в одном погребении (118) – железное кольцо и бронзовый наконечник ремня, в другом (108)—железная пряжка и ряд колец с обоймами, 61 украшавшими поясной ремень; в трех погребениях (142, 145 и 253) от поясов сохранились бронзовые ажурные пряжки с шумящими привесками; иногда поясные ремни украшались бронзовыми обоймами (погр. 52 и 184), шумящими бронзовыми привесками (погр. 63, 69 и 83), бубенчиками (73); два пояс-ных ремня были украшены серебряным набором (погр. 217 и 220); один поясной ремень (погр. 184), покрытый узкими бронзовыми обоймами, удалось измерить: длина его равнялась 64 см. Особенно оригинальною принадлежностью костюма являлись боковые ремни. Есть основание полагать, что они служили обязательною принадлежностью женского костюма, но многие из них не могли сохраниться потому, что не имели металлических украшений, водная окись которых только и могла сохранить кожу. Боковые ремни имели вид широких полос, едва заметно суживающихся к одному концу, обыкновенно, оправленному большим металлическим наконечником. Более широкий конец прикреплялся наглухо к поясному ремню с правого бока, выдвигаясь немного вперед; нижний конец, подтыкался под тот же поясной ремень с испода так, чтобы металлической наконечник был виден снаружи; таким образом, ремень оказывался сложенным вдвое и висевшим сбоку и немного спереди правой ноги. В двух случаях (погр. 155 и 234) можно было измерить длину ремней: она равнялась 112 и 123 см. Интересно отметить, что в некоторых селах Рязанской губ., Михайловского уезда, существует и теперь еще обычай носить цветную широкую ленту, сложенную вдвое и спущенную от пояса на правом боку. Эту длинную ленту называют «сорокой» и часто выши-вают её бисером и цветными нитками (1). Боковые ремни Подболотьевского могильника обыкновен-но украшались бронзовыми обоймами, бронзовыми и лишь изредка (погр. 258) железными большими наконечниками, а иногда и шумящими привесками. В одном случае (погр. 95) боковой ремень был с испода подложен берестою. Характерные наконечники этих ремней нередко делались так, что лице-вая сторона их была бронзовою, а оборотная—железною. В одном погребении (141) боковой ремень оказался необычно заткнутым нижним концом у левого бока (рис. 45). Боковые ремни бывали находимы и в трупосожжениях, при одном мужском погребении (23) и одном конском (36). Во всех этих случаях они являлись в виде вотивных приношений или даров, составляя специальную принадлежность лишь женского наряда. Обувь женщин часто отличалась особенною пышностью наряда. Ноги обертывались в шерстяные онучи; на ступни ног надевалась обувь, разукрашенная бронзовыми спиральками, шумящими привесками и орнаментированными скобами, рис. 50 и др. Из какого материала приготовлялась обувь, трудно сказать. В одном
*(1) Когда настоящая статья была уже готова, мне удалось найти в обширной коллекции предметов, добытых в Люцинском могильнике, Витебской губ., (Имп. Российский Исторический Музей), остатки одного бокового ремня, покрытого бронзовыми обоймами, совершенно схожего с подболотьевскими. В то же время бросалось в глаза и некоторое сходство головных жгутов и других предметов, встре-ченных в обоих могильниках. Автор.
(С.62) случае (погр. 136) обувь оказалась кожаною; во всех же прочих случаях от неё не сохранилось никаких следов, почему и можно полагать, что обувью, преимущественно, служили лапти, поверхность которых украшалась бронзой. Обувь прикреплялась к ногам посредством узких ремней, сплошь покрытых бронзовыми обоймами. Ремнями обвивали ноги выше ступни, располагая их плотными рядами и доводя кверху вершков на пять. В двух погребениях (96 и 63) покойникам были положены за-пасные ножные ремни; в обоих случаях ремни эти были свернуты и положены сбоку, у пояса. В более богатых погребениях, выше ремней, на онучи прикреплялись или бронзовые широкие бляхи, охваты-вавшие ноги спереди, или ряды шумящих привесок, размещавшихся вокруг каждой ноги. Шумящие привески прикреплялись также по наружным сторонам ног, сверх ремней. Интересны три случая (погр. 250, 255 и 260), где обувь украшалась бронзовыми колокольчиками, расположенными вдоль голеней, с наружной стороны (рис. 64,67,69). Эти колокольчики, очевидно, прикреплялись к онучам или чулкам. В Рязанской губ. существует песня, в которой насмешливо говорится: что «ходить баба, семенит, колокольчиками звенит». В этих словах, относящихся, очевидно, к глубокой древности, со-хранилась память об описываемых украшениях обуви, которая могла быть наблюдаема рязанскими людьми у муромских соседей. Число нашивавшихся колокольчиков бывало неодинаково: в одном по-гребении колокольчиков было прикреплено по пяти, в другом—по десяти и, наконец, в третьем их оказалось всего 58, из которых, однако, часть украшала или подол одежды, или верхний край онуч или чулков. Такова обувь более богатых женщин. У более же бедных, как и у всех мужчин, от обуви, не сохранилось никаких следов. Это, конечно, не значит, что обуви у них не было: обувь могла быть, но без металлических украшений и благодаря этому истлела без остатка. При костяках женских погребений, кроме описанных предметов, нередко бывали находимы железные ножи, шила, костяные гребни, глиняные льячки, пряслица, разные металлические украшения, глиняные, деревянные и, в редких случаях, металлические сосуды. Ножи обыкновенно находятся в области поясницы и чаще у левого бедра, где они, по-видимому, прикреплялись к поясам; в пяти погребениях (83, 89, 95, 142 и 258) ножи найдены в области груди, у левого плеча; однажды (погр. 234) — у левой ступни и однажды у черепа; эти последние ножи, очевид-но, были положены к покойникам уже позже их одевания. Некоторые ножи оказались с сохранивши-мися деревянными рукоятками, кожаными ножнами, оправленными в бронзовые пластинки. Ножны схожи с теми, которые так часто встречаются в древностях северо-западных финнов и новгородских славян, позаимствовавших их у финнов. Шила часто сопровождали ножи и носились рядом с ними на поясе, хотя в одном погребении (229) шило было найдено у головы, а в двух (234 и 253) у ступней ног покойника // (С.63). Костяные гребни оказались при трех костяках (погр. 63, 145 и 253); гребни небольшие, один из них сверху украшен парой конских головок. Все три гребня найдены в головах, но один (погр. 63) лежал в берестяной цилиндрической коробке, а два другие — среди вещей головного убора. Пряслица найдены в четырех погребениях, из них три—шиферные, а одно — глиняное; в двух погре-бениях пряслица лежали у ног, а в одном у головы покойника. Глиняные ложковидные тигли отысканы в трех погребениях; лежали они разнообразно: у головы, на груди и у ног. Один тигель сопровождал детское погребение (69); с этим тиглем оказались лежащими рядом и две половинки небольшой литейной формы. Интересно отметить полное отсутствие в женских погребениях огнив. Глиняные сосуды сопровождали почти каждое женское погребение; они становились по одному, по два, по три, а в исключительных случаях по четыре и даже по шести. Стояли они в головах и в ногах, реже — сбоку. Сосуды — небольшие, плоскодонные, ручной работы, из плохой глины, но хорошего обжигания; орнаменты на них отсутствуют. Деревянные сосуды можно было проследить в двух погребениях: в одном детском (45) и в другом—взрослой женщины с богатыми украшениями (63); в первом от сосуда сохранилась только железная дужка, во втором — сохранились самые сосуды; они имели вид: 1) деревянного лоточка, поставленного в ногах, содержащего массивную бронзовую гривну с напущенными на нее двумя ажурными перстнями с шумящими привесками и двумя плоскими браслетами, и 2) берестяной коробки, цилиндрической формы, какие остаются в употреблении в средней и северной России до сих пор и называются «бурочками»; в коробке находились костяной гребень и бронзовые привески. Металлический сосуд был найден кладоискателями; сосуд представлял из себя серебряную чашу; кладоискатели разломали ее, и в таком виде она поступила впоследствии на хранение в Российский Исторический Музей. В тридцати двух женских погребениях удалось проследить верхние обертки трупов; в двадцати четы-рех случаях трупы оказывались завернутыми в луб, в восьми случаях — в бересту, а в одном случае (погр. 253), кроме луба, был и войлок. При двадцати погребениях встречены угольки, но каждый раз в небольшом количестве.
Детские погребения. Погребения детей совершались одинаково с погребениями взрослых: им так же, как и взрослым, полагались или не полагались украшения и разная бытовая утварь, соответственно полу. В некоторых богатых детских погребениях найдены вещи уменьшенных размеров, очевидно, купленные или сделанные специально для детского возраста; так, в детском — мужском погребении (178) найден маленький детский топорик, а во многих детских — женских погребениях— маленькие спиральные ручные кольца, уменьшенные // (С.64) браслеты, головные жгуты, боковые ремни и др., но нередко наблюдались на детях вещи взрослых, напр. гривны и браслеты, сжатые, с далеко заведенными концами друг за друга.
Трупосожжения. Трупосожжений в могильнике вскрыто 43, что составляет 17% всех погребений. Из 43 трупосожжений 12 можно было приписать мужчинам и 5 — женщинам. Определение делалось по вещам; однако, принимая во внимание положительно установленный обычай полагать женские украшения в мужская погребения в виде даров, такое определение нельзя считать вполне верным. Представляется даже возможным приписывать все трупосожжения мужчинам, хотя присутствие сплавлен-ных и попорченных на огне женских украшений как – будто говорить в пользу существования и жен-ских трупосожжений. Детское трупосожжение было прослежено только одно (242), определенное по остаткам обугленного детского черепа и детского ручного спирального колечка. Сожжение трупов совершалось где-то вне площади исследованного могильника. Для погребения приносились пережженные кости и вещи. Для них вырывались неглубокие ямы круглой или овальной формы. Исключение составляли только две ямы длинной эллиптической формы, ориентированные, подобно господствующему большинству ям простых трупоположений, с С. на Ю. В приготовленную яму жженые кости покойников сыпались грудой. Иногда их оказывалось много, но иногда—мало. В нескольких трупосожжениях (131, 134, 173 и др.) вещей совсем не было; в других—вещей оказыва-лось мало, но большинство —сопровождалось разными вещами: мужские—оружием, женские — на-рядами, те и другие — глиняными сосудами. Вещи иногда носили ясные следы действия погребаль-ного огня; так, в одном погребении (138) полурасплавившийся бронзовый спиральный браслет крепко спаялся с остатками обуглившейся ручной кости. Другие вещи в огне не были. Такие вещи обыкно-венно лежали сверх жженых костей. В четырех случаях (трупосожжения 70, 75, 162 и 172), вещи бы-ли завернуты в луб; в одном (161) в толстую шерстяную ткань. В трупосожжении 122, сверх жженых костей положен череп лошади; в 147 — кость крупного животного, и в 150 — целая груда костей, по-видимому, расчлененного на части медведя. Из вещей более интересными являются серебряная гривна (погр. 130) и бронзовый массивный брас-лет с оригинальными грибовидными кнопками на концах (погр. 113). Глиняные сосуды встречались часто; ставились сверх жженых костей; внутри их, как и во всех вооб-ще глиняных сосудах могильника, ничего не содержалось.
Погребения животных. Выше мы уже видели, что с покойниками нередко полагались части домашних животных: лошади, коровы, овцы, а в одном случае — крупного медведя; но кроме этого, в Подболотьевском могильнике вскрыто 16 погребений целых животных, из которых только одно (погр. 88) // (С.65) может быть связано, да и то не с полною уверенностью, с погребением мужчины; все же прочие стоят как бы особняком, будучи связаны только с площадью могильника. Распределение их по площади довольно равномерно, хотя больше их встречено в юго-западной части могильника. Единственный конь, сопровождающий костяк мужчины (рис. 41), лежал выше так, что голова и передняя часть коня приходились над левой ногой и отчасти над тазом покойника. У правого плеча конского остова найдены железное долото и удила, а под спиною — одно стремя. Конь и покойник объединялись одним обширным, ясно выраженным, могильным пятном, близостью костей коня с костями покойника и нормальным расположением последних, что как бы не позволяет допустить погребение коня в более позднее время, так как при этом костяк человека был бы потрево-жен. Ввиду всего этого приходится заключить, что, в данном случай, конь сопровождал покойника. Все прочие остовы коней и коровы, несмотря на большую тесноту погребений могильника, не связываются с погребениями людей; но интересно то, что ориентировка их совпадает с господствующей ориентировкой людей; совпадает также и то, что они сопровождаются вещами, частью составляющими их сбрую, а частью составляющими несомненные дары. Последний факт, хотя и остается загадоч-ным, представляет выдающийся интерес и, возможно, что им будет пролит особый свет на религиоз-ные представления народа того времени. В конском погребении (36) были найдены, кроме предметов конского снаряжения, принадлежности мужского снаряжения (два железных топора, железный нож, положенный, очевидно, с поясом, от которого сохранилась железная пряжка) и принадлежности богатого женского костюма. Последние были завернуты в луб и положены на правое плечо коня; в состав костюма входили: два головных жгута, составленных из волос, обвитых широким сыромятным ремнем и бронзовыми спиралями, широкий головной ремень (венчик) украшенный узкими бронзовыми обоймами, узкий головной ремень, обвитый бронзовою спиралью, бронзовая массивная гривна, ожерелье из множества белых (перламутровых) бус, широкий боковой ремень, покрытый бронзовыми обоймами и с характерным бронзовым наконечником на более узком конце, спинные женские привески, бронзовое спиральное кольцо, бронзовый спиральный браслет, пара бронзовых ажурных при-весок и др. В прочих конских погребениях таких пышных даров уже не встречалось, но в одном слу-чае (120/121) найден топор, в другом (145/146) —глиняный горшок, в девяти случаях—части конского снаряжения, в виде железных удил, стремян, пряжек и т.п.; в пяти же случаях вещи совершенно – отсутствовали. Погребение коровы сопровождалось двумя глиняными сосудами, поставленными у передних ног (рис. 57). Принимая во внимание закапывание животных на площади могильника, их ориентировку, совпадающую с господствующею ориентировкой людей, и сопровождающие их вещи, необходимо заключить, что погребения животных имели смысл чисто ритуальный, но какой именно? Были ли эти животные жертвенными или (С.66) обоготворяемыми, т.е. были ли они погребены на могильнике ради покойников, богов, или ради их самих. Если допустить, что животные были погребены ради покойников или богов, то становится непонятным сопровождение их сбруей и, в особенности, принесенные им дары, поэтому представляется более вероятным, что погребенные животные были сами обоготворяемыми и потому признанными достойными почетного погребения на общественном кладбище. При таком допуске становятся более понятными и правильность ориентировки трупов животных, и значение принесенных даров. В объяснение факта почетного погребения обоготворяемых, священных животных можно было бы указать на Египет и Перу, где такие погребения в древности пользовались весьма широким распространением. Что касается аналогий среди древностей Европейской России, то можно указать на один только известный случай, именно, на случай находки остова погребенного коня на площади Муранскаго могильника Симбирской губернии (1); там, по-видимому, также конь был удостоен почетного погребения.
Религия. Собранный материал Подболотьевского могильника дает возможность заключить, что владельцы могильника имели веру в сильных богов, способных в загробной жизни воскрешать мертвых и давать им возможность пользоваться тем, чем их сопровождали живые перед отправлением в загробный мир. Отсюда желание живых дать умершему как можно больше разных бытовых вещей. Несомненно, последнее подрывало благосостояние народа, но вера в загробные нужды и любовь к своим покойникам были сильнее обыденных расчетов и выгод, и мы видели, как полно был насыщен могильник ценными металлическими вещами. Боги, судя по изображению одного из них (рис. 30), были личными, антропоморфными. Идол бога, сопровождавший покойника сделан из серебра, с обширным чревом, украшенным выемчатою прозрачною эмалью и своею обширностью указывающим на алчный характер бога, требующего много жертв. Животные, похороненные на площади могильника, могли быть общественными искупительными жертвами подобному богу за грехи всех умерших; хотя, как выше высказывалось, еще более правдоподобным является предположение об обоготворении самих этих животных, а это увеличивало бы наше знакомство с пантеоном богов, в семью которых, подобно египетским аписам и многим другим, вошли бы лошади и коровы. В отношении погребального ритуала, следует отметить одно, на первый взгляд весьма ничтожное яв-ление: в женском погребении (69), подвешенные на длинных ремешках, обвитых бронзовыми спира-лями, металлические колокольчики оказались прикрепленными нитками так, чтобы они не лежали грудой, а были бы раскинуты красивым веером. Назначение колокольчиков — издавать шум, звенеть, поэтому, при употреблении их живым человеком, пришивание их не имело никакого смысла, тем бо-лее, что при ходьбе человека, колоколь- // (С.67)
*(1) В. Н. Поливанов, Муранский могильник, Москва, 1896 г., стран. 11.
чики и без того расположились бы веером или красивою кистью. Очевидно, они подшиты для специ-альной декорации горизонтально лежащего и неподвижного трупа женщины; а это говорить за то, что трупы, после облачения их в одежды, выставлялись на показ; вероятно, их осматривали, ими любовались родственники и соседи и этот обычай, по-видимому, являлся одним из стимулов, побуждавшим людей тщеславных не жалеть средств на декорирование покойников. Интересен обычай даров покойникам. Дары, насколько можно судить по доступным нашему пониманию фактам, приносились женщинами мужчинам (вероятнее всего, женами мужьям), затем детям, но мужчины женщинам таких даров не приносили. К концу существования могильника приблизительно около начала XI века, стало совершаться изменение погребального обряда, выразившееся, во-первых в перемене направления положения покойников, которых стали полагать головою на З., и, во-вторых, в появлении такого символического украшения как тельный крест. Оба эти явления совпадают со временем распространения характерных славянских вещей и поэтому нужно полагать, что они совершились под славянским культурным воз-действием.
Домашний быт и занятия. Загробная жизнь подболотьевскими древними насельниками представля-лась по образцу домашней жизни. Отсюда является возможность, до некоторой степени, восстановить форму этой последней, пользуясь исключительно одним могильным инвентарем. Прежде всего сле-дует отметить, что в семье женщины и дети пользовались хорошим положением: их наряжали, не скупясь на расходы средств, их не заставляли следовать за мужьями и родителями в загробный мир, значить не считали собственностью, рабами мужей и отцов. Главою семьи, однако, был мужчина: он не давал даров покойникам, так как, очевидно, считался собственником или единственным законным наследником всего домашнего инвентаря и на все выданное покойнику и без того смотрел, как на подаренное из своей собственности. Мужчина был носителем огнива, а следовательно, почитался хозяином домашнего очага. Самые тяжелые работы лежали на мужчине. Его постоянными спутниками служили топоры, долота и другие более крупные железные орудия. Очевидно, на его обязанности лежало сооружение дома для семьи, двора для домашних животных. Он же должен был убрать поле и скосить луга. Единственный серп, найденный в Подболотьевском могильнике, оказался в мужском погребении. О существовании железных кос как-будто свидетельствуют те небольшие железные мо-лоточки и наковальни, какие были найдены в нескольких мужских погребениях, формою своею впол-не напоминающие современные молоточки и наковальни, специально служащие для отбивания кос. Кроме обязанности приобретения, стяжания имущества, на мужчине лежала обязанность и защиты всего этого от врагов, благодаря чему он часто из мирного труженика становился воином и от долота и серпа переходил к копью и стрелам, нередко сопровождающим его и в могилу // (С.68). О хорошем состоянии всего домашнего обихода свидетельствует распространенное кузнечное ремесло. Кузнецы владели клещами, разных размеров молотами и наковальнями, но, кроме того, им хорошо знакомо было литейное дело, в котором живое участие принимали и женщины. Мужчины в свободное время, несомненно, занимались шорным, скорняжным и столярным ремеслами, а также и охотой на зверя. Отличными образцами их шорного искусства служат конские уздечки, не уступающие по совершенству отделки и изящности современным, (рис. 59), затем пояса, разного рода ремни и т. н. Образцами скорняжного ремесла служат остатки сохранившейся и дошедшей до нас меховой одежды. Памятником охоты является тот большой медведь, кости и лапы которого со-провождали одно из трупосожжений. Женщины занимались изготовлением пряжи, тканей, рогож и, вероятно, войлоков. В круг их обязан-ностей входило отчасти литейное ремесло и, возможно, что многие из металлических украшений, к которым так неравнодушны были древние подболотьевские женщины, приготовлены их же руками. Общим занятием мужчин и женщин, по-видимому, являлся уход за домашними животными, хотя за-мечается и здесь некоторое деление, именно, мужчины, несомненно, более были заняты крупным скотом, в особенности, лошадьми, а женщины—мелким, в особенности овцами; по крайней мере, на такое деление как бы указывает то, что мужские погребения преимущественно сопровождаются кос-тями крупных домашних животных и конской сбруей, а женские—костями овец. В домашнем обиходе видную роль играют ткани, кожи, конская сбруя, металлические изделия, гли-няная и отчасти деревянная и берестяная посуда, разные приспособления для ручных ремесел; на дворах ютятся лошади, коровы, овцы, а в сараях лежат склады хлеба и корма. В общем быт рисуется довольно зажиточным. Торговые и другие сношения с соседними и отдаленными народами. Народы, достигшие некоторого культурного благосостояния, не могут оставаться без деловых сношений между собою. Не мог оставаться без подобных сношений и зажиточный древний народ Муромского края. Следы таких сношений, в виде разного рода вещественных памятников, сохранились и в Подболотьевском могильнике. Эти памятники свидетельствуют о сношениях с народами востока, юга и запада. Какого рода были эти сношения, конечно, трудно сказать, но, по-видимому, более важную роль играла торговля. С востока притекали богатые шелковые ткани, дорогие серебряные наборы ремней, удила с характерными восточными псалиями, круглые стремена, бусы, серебряные сосуды и значительное количество серебряной монеты. Все эти вещи, однако, говорят о сравнительно поздних сношениях, приблизительно IX—XI веков. Гораздо более ранние сношения существовали с народами Южной России, откуда получались характерные вещи, так называемого готского стиля, таковы // (С.69) пятипальчатые и других форм фибулы (рис. 17 и 18), прорезные бляшки для украшения поясов и уздечек (рис. 19—22), и, наконец, перстни с глазками из драгоценных камней, вправленных в массивные гнёзда; первые указы- // (С.70)
вают на очень ранние сношения, восходящие к VII веку по Р. Хр., а последние — на сношения более поздние IX—Х веков. Сношения с западными народами имеют также поздний характер. Свидетелями сношений с отдален-ной Скандинавией являются два весьма выразительных
предмета: железный меч, так называемого, скандинавского типа (рис. 23), и большая массивная пряжка, украшенная головками животных (рис. 24 и 25). К сожалению, оба эти предмета были найдены кладоискателями и теперь составляют собственность частных лиц(1). Памятниками сношений с Прибалтийским краем являются подкововидные, так называемые, западно-финские пряжки. Весьма возможно, что оттуда же получились и кольчужные ткани, небольшие и неясные остатки которых прослежены в нескольких погребениях.
К самым поздним и наиболее интенсивным сношениям относятся сношения с славянами. Памятни-ками этих сношений служат топоры с проухами и щековицами, окончательно вытеснившие аборигенные кельтовидные топоры, малые височные кольца с эсовидными завитками на одном конце, маленькие симметричные лунницы, служившие у русских славян привесками ожерелий и в таком же употреблении найденные в двух позднейших погребениях Подболотьевского могильника. Вероятнее всего, через посредство славян были получены цилиндрические золоченые и серебряные бусы, вырабатываемые где-нибудь в Венеции или Византии. От славян получились пряслица из красноватого шифера, // (С.71)
*(1) Пряжка находится в собрании художника И. С. Куликова, в г. Муроме. Авт.
(С.72) обширные мастерская которых содержались в то время, по-видимому, волынянами. Возможно, что от славян же получались серебряные гривны, выработка которых производилась в Киеве и, по всей ве-роятности, в Новгороде. Наконец, влияние славян сказалось и на самой религии подболотьевских аборигенов, благодаря которому, в позднейших погребениях покойников стали ориентировать не по старому обычаю, головою на С., а по новому—головою на 3., при чем, как и следовало ожидать, более склонными к новому обряду явились мужчины, элемент более развитой и поэтому более прогрессивный. В свою очередь муромские аборигены не остались без влияния на своих соседей и, кажется, больше всего повлияли на славян—кривичей; так, большие височные кольца, до сих пор считавшиеся специальным нарядом курганных кривичей, были, несомненно, заимствованы самими ими от современного им населения Муромского края, где древность таких височных колец может быть прослежена до VII века.
Время Подболотьевского могильника. Подболотьевский могильник представляется переполненным погребеньями. Местами покойники лежат в два, три и более ярусов, а этот факт говорить за продол-жительность существования могильника. То же подтверждается и временем вещей. В решении вопро-са о времени могильника, особенную важность получают привозные вещи, из которых одни указыва-ют на VII, а другие — на IX, Х и XI века. Таким образом, в общем могильник должен был существо-вать не менее четырех столетий. Древнейшую дату, как уже говорилось, мы получаем из готских пятипальчатых фибул (рис. 17 и 18). Эти фибулы впервые появляются в южной России, в Крыму и на Кавказе одновременно с появлением там готовь. С изгнанием последних из пределов России гуннами, их остатки удерживаются только в Крыму и на Кавказе, где продолжали вырабатываться пальчатые фибулы, просуществовавшие там до первой по-ловины VII века, включительно. С Кавказа и Крыма эти предметы отдельными единицами распро-странялись в область Днепра, Дона и даже Оки, достигая по течению последней Муромского края. Пальчатые фибулы, видимо, интересовали жителей Муромского края и в частности древнего Под-болотья, вызывая их, как хороших кузнецов и литейщиков, к подражанию, интересному в том отно-шении, что оно изобличает полное непонимание назначения этих привозных вещей. Подболотьевские мастера, в руках которых были настоящие пальчатые фибулы, вероятно из крымских мастерских, работали свои фибулы без булавок и установили на них взгляд, как на простые бляхи, пустив их для ук-рашения головных женских нарядов. Однако, эти подражания просуществовали немного времени и в более поздних погребениях могильника они уже не встречаются. Допуская, что к подболотьевским древним насельникам пальчатые фибулы попали в последние годы их выработки в южно-русских мастерских, то и при этом условии они могли быть в Подболотье не позже VII века; но, ве- // (С.73) роятнее всего, эти вещи попадали в отдаленнейшие области в период времени наибольшего своего процветания, а это могло быть и несколько ранее VII века, когда эти вещи стали выходить из моды. Арабские монеты, скандинавские меч и пряжка с звериными головками могут указывать на IX и Х века, а славянская височные кольца, небольшие симметричные лунницы и, в особенности, золоченые цилиндрические бусы — на Х и XI века.
Народность могильника. Подболотьевский могильник по своему составу и характеру инвентаря является одною из единиц той уже многочисленной серии окских могильников, которую все русские археологи согласно приписывают финскому народу. Но нам представляется возможным выделить Подболотьевский могильник, вместе с другими могильниками Муромского края (Максимовским, Муромским) в отдельную группу и приписать их специально Муроме, одному из исторических финских племен, частью агломированному и частью вытесненному славянами в XI веке, когда Муромская волость явилась во владении сначала Киевского, а потом Черниговского великокняжеств. При таком решении в высшей степени интересными становятся факты нахождения боковых подболотьевских ремней, правда, в измененном виде, в некоторых селениях Михайловского уезда, Рязанской губернии, и в Люцинском у., Витебской губ., подболотьевских женских головных уборов, в виде дугообразных жгутов, а в еще более отдаленной Финляндии, у карелов. ……….. // (С.74)
Источник: В. А. Городцов
Археологические исследования в окрестностях г. Мурома, в 1910 году.
С. 40 – 216, 67 рис. в тексте.
Д Р Е В Н О С Т И.
Труды Императорского Московского Археологического Общества.
Т. XXIY. М.,1914. 385 с. 2 табл., 77 рис.
Посвящается графине П.С.Уваровой.
